Рождение вневременной истины

Лама Оле Нидал вспоминает о самых ярких переживаниях при встрече с Кармапой XVI. Вместе с женой Ханной он продолжал активность Кармапы на западе, учась и обучая других приносить вневременную пользу существам.

— Почему ты стал буддистом? Ты родом из Дании и вполне мог бы выбрать христианство или какую-нибудь скандинавскую религию. Это все-таки ближе, чем Тибет…

— Скорее всего, у меня не было выбора. В детстве, еще во время войны – да и после, – мне снились мужчины и женщины в красных одеяниях, что сильно разнилось с реалиями Дании сороковых годов и весьма меня удивляло. На своих первых рисунках я изображал, как помогаю сражаться этим людям, одетым в красное, и веду их через горы (которых в Дании нет) в безопасные долины. Кстати, вторая по высоте и самая известная «гора» в Дании – Небесная гора, всего 147 метров над уровнем моря.

— Однако вы, датчане, очень близки к небу.

— Только мы, наоборот, тянем небо вниз (смеется). Позже, когда я повзрослел и мои ночи были заняты другим, меня всегда пробирала дрожь, если случалось что-то прочитать или услышать про Тибет и Центральную Азию. И хотя образцом для меня были тогда герои скандинавских саг, я знал: впереди ждет что-то решающее.

На самом деле, с первой встречи тибетские ламы называли меня Махакалой (это главный Защитник нашей линии преемственности). Зимой 1986 года мы с моей женой Ханной и горсткой друзей нелегально ехали по просторам Тибета в доисторических грузовиках, и примерно в часе пути до города Канце в восточной части страны, слева от нас, возле какой-то речки и подножья горы, из клубов пыли вдруг выступило большое четырехугольное глиняное строение. Оно было похоже на укрепление, на стенах которого богатая кальцием вода, стекая вниз, рисовала подобие равномерной колоннады.

Невероятно сильная энергия тянула нас туда, и я оставил вмятины на кабине грузовика, пытаясь достучаться до водителя, чтобы тот остановил машину. Но он, оглохший от постоянного шума этой развалюхи, ничего не слышал. Когда грузовик наконец-то остановился в Канце, мы с Ханной выпрыгнули из кузова – чуть ли не на голову двум монахам, которые заботились о маленьком монастыре Калу Ринпоче – ламы, учившего нас долгие годы. На наши вопросы о том большом доме между дорогой и рекой – с белыми полосами на стенах – они ответили, что это Адрубцанг, где вырос наш главный лама, Шестнадцатый Кармапа.

Мы встретили Кармапу в Непале в 1969 году, когда начиналось наше трехлетнее пребывание в Гималаях. Во время третьего путешествия в Непал мы, в своем стареньком автобусе мощностью в 34 лошадиных силы, четверть часа ехали по Катманду прямо за Кармапой, даже не подозревая об этом. Так действуют сильные связи: несколько недель мы добирались по проселочным дорогам через Европу, мусульманские страны и Индию до Непала. А Кармапа как раз приехал в Катманду – впервые за 13 лет, – чтобы благословить огромный храм Ургьена Тулку и дать около ступы Боднатх серию совершенно особенных посвящений – передачу Кагью Нгагдзё, «Сокровищницы мантр Кагью». Мы встретились с Кармапой на вершине Сваямбху во время церемонии Короны и сразу стали его учениками – теперь и в этой жизни.

— Тебя сначала увлекла личность Кармапы и лишь затем учение Будды или это произошло одновременно?

— Нет, понимание того, что именно буддизм может стать источником окончательных взглядов, появилось у меня уже в университете Копенгагена, когда я писал работу о философе Олдосе Хаксли. Я хотел показать, что для человеческого развития существует путь, свободный от наркотиков, из-за которых мы потеряли многих хороших друзей. В этом вопросе Дания была далеко впереди, причем осознанно. Первый «косяк» я выкурил в 1961 году, сразу после окончания военной службы. А в 1966 году на мой день рождения прибыло первое ЛСД, незадолго до этого изобретенное Хофманом. В то время главными очагами европейской наркокультуры были Лондон, Амстердам и Копенгаген. Весь этот внутренний мир очень быстро перекочевал в Данию, которая всегда была открыта для нового. Мы с Ханной вначале разделяли энтузиазм по поводу гипотетического скоростного шоссе к достижению окончательных состояний ума. Работы Тимоти Лири были известны в университетах восточного побережья США и вкупе с «Дверями восприятия» («Philosophia perennis», вечная философия) Олдоса Хаксли буквально проглатывались в кругах «посвященных». Тогда все переворачивалось вверх дном; это было очень идеалистическое и увлекательное время: с «Битлз» и «Роллинг Стоунз», но и с растущим списком друзей, потерянных из-за наркотиков.

В 1967 году в Копенгагене мы видели Махариши Махеша Йоги, но это был индуизм – слишком слащавый на наш вкус. Одновременно до нас доносились вести о восточных тибетцах, кхампах, которые в 1950 году во время первого нападения китайцев защищали свою страну и в 1959 году, практически безоружные, продолжали мужественно сражаться против китайской оккупации. Именно они, а не застрявшая в средневековье тибетская армия, отвели высоких лам через перевалы Гималаев в безопасную Индию. Так тибетцы и их религия впервые оказались в сфере нашего внимания.

Во время визитов в Азию мы научились рассматривать мир с позиции «и то, и другое» вместо «или – или», и потом все происходило почти само собой. Сильные восточные тибетцы и наши ламы только помогли этому. Мы с Ханной сразу заметили в этих людях сходство с викингами и моментально почувствовали себя как дома в их среде. Благодаря им все становилось на свои места.

Величайшим примером для нас был благородный и достигший полной реализации бутанский лама Лопён Цечу Ринпоче, которого мы с 1987 года приглашали в наши центры, растущие по всему миру, и о котором я писал в своих книгах «Открытие Алмазного пути» и «Верхом на тигре». Его невозможно перехвалить. Цечу Ринпоче производил на людей огромное впечатление и поддерживал нашу работу повсюду. Несмотря на слабое сердце, месяцами он путешествовал по Западу и благословлял  буддийские центры Алмазного пути – вплоть до своей смерти в 2003 году в Бангкоке. Он был неиссякаемым источником бескорыстной помощи, и именно он привел нас к Кармапе.

— А увлечение учением Будды пришло благодаря Кармапе?

— Да. Несмотря на нашу во всех смыслах насыщенную жизнь, мы с Ханной были в первую очередь интеллектуалами, которые во всем ценят логичность и ясность. Все, что казалось неубедительным и сентиментальным, быстро разрушал беспощадный датский юмор. Но мы не нашли никаких логических пробелов в духовном знании тибетцев, обнаружились лишь культурные различия – такие черты, которые нельзя было использовать на Западе в чистом виде.

Все сугубо азиатское и сомнительное с социальной точки зрения – например, расслоение тибетского общества – было далеко от нашего, западного, представления о равноправии. Но что нас восхищало – это взгляды и глубокие уровни человеческого взаимообмена, для которых в нашем западном мире часто не находится места среди законов, принципов демократии и социального обеспечения. И мы были убеждены, что западную социальную защищенность можно соединить с эффективными буддийскими средствами дальнейшего развития людей.

Мама рассказывала, что я, когда был маленьким, всегда говорил, что хочу стать чемпионом Дании по осознаванию, хотя наверняка и понятия не имел, что это такое – осознавание. Не знаю, откуда пришла эта идея, но, очевидно, что-то начало работать во мне уже очень рано. Кармапа стал тем, кто удержал Ханну и меня в своем силовом поле. Этот человек, полностью постигший природу ума, вел нас наилучшим путем, который и сегодня приводит к цели непредвзятых людей.

Тогда лишь немногим удавалось получать прямые поучения от мастеров медитации «красношапочных» линий. Про этих лам я писал  в вышеупомянутых  книгах. Более впечатляющих людей нигде не было и нет!

Калу Ринпоче из южных предгорий Гималаев учил всему: от основополагающих упражнений – нёндро – до окончательного проникновения в суть ума, которое обретается благодаря практическим методам, абстрактному постижению и отождествлению с учителем или подходящими формами Будд. И когда бы ни выпадала возможность, мы ехали в Сикким, чтобы быть рядом с Кармапой. Прекраснее этого не было ничего.

Лама Оле Нидал и Ханна Нидал с Его Святейшеством Шестнадцатым Кармапой Рангджунг Ригпе Дордже

— Как проходили твои первые Медитации с Кармапой?

— Здесь, как обычно, мой опыт совпадает с опытом моей жены Ханны. Мы пережили его при первом же зрительном контакте с Кармапой в 1969 году в храме на холме Сваямбху на окраине Катманду, когда – окруженные сотнями тибетцев и ослепленные солнцем, выглядывающим из-за плывущих облаков, – увидели Черную корону, которую он трижды поднял над головой.

Его взгляд внезапно захватил нас, мое тело неожиданно напряглось, словно я проглотил огромную стальную рессору. Я сидел совершенно прямо, пребывая где-то в пространстве, и в какой-то момент в моем сознании осталась лишь Черная корона. Никакие прежние переживания не могли сравниться с этим ощущением.

После этого было много работы, так как тибетцы, в отличие от англичан,  не привыкли стоять в очереди. Поскольку в Тибете посвящения обычно давались лишь немногим – тем, кто сидел перед ламой, – присутствующие со всей силы ломились вперед и сдавливали стариков и детей, прижимая их к стенам. Все хотели благословения великого ламы.

У меня в руках каким-то образом оказался огромный бамбуковый шест, и, уперев один его конец в стену, я мог сдерживать толпу, чтобы вначале к Кармапе прошли старики и ослабленные люди. Затем я дал пространство юным и сильным, и потом, среди последних, в очереди к учителю оказались и мы с Ханной. Наше восприятие было сильно изменено: от маленькой двери в здании слева до зарешеченного главного зала, где сидел Кармапа, было всего около пяти метров, но мы оба пережили этот путь как процесс рождения, словно мы двигались через длинный, узкий канал.

Кармапа дотронулся до наших макушек, и когда мы подняли глаза, он предстал перед нами бóльшим, чем целый зал, и светился, как сотня солнц.

Держась за головы и идя куда-то дальше за монахами, мы получили благословленные веревочки на шею, немного зерен и какое-то питье. С горсткой других людей мы крепко держались за решетку, пока сияющий человек перед нами благословлял остальных. Он заметил нас, как только мы появились; есть одна фотография, которая показывает его в минуту узнавания. Кармапа выглядит на ней так, будто думает: «Спасите, снова они. Опять начинаются мои проблемы!»

Это узнавание шло с обеих сторон. Теперь мы уже знаем, что в прошлых жизнях я был его защитником, а Ханна – переводчицей. В течение последующих 12 лет он часто проверял мою силу и ее чуткость. Как-то раз, через пару дней после нашего появления, когда я спускался со Сваямбху (по крутой лестнице без поручней), он совершенно неожиданно запрыгнул всеми своими 90 килограммами мне на спину. К счастью, мне удалось устоять с трясущимися коленями и пронести его остаток пути к ступам, расположенным внизу.

В любом случае в тот день – как и позже – мы совершенно не хотели покидать его энергополе и просто остались сидеть перед храмом. Даже когда стемнело и бездомные собаки (половина которых вела себя очень агрессивно, так что приходилось быть по-настоящему внимательными) подходили все ближе, мы ждали какого-нибудь знака.

Этим знаком стало появление бутанского врача, который принес нам от Кармапы небольшой пакетик с волосами его 16 перерождений. Я затолкнул подарок в левый нагрудный карман своей толстой армейской рубашки, но уже при спуске с горы почувствовал сильное жжение, как будто рубашка горела. Тогда я еще курил и первым делом заподозрил, что по недосмотру засунул туда непотушенную трубку. Но в тот день я вообще не брал трубку с собой. С удивлением я переложил пакетик в правый карман, но вскоре и там возникло такое же ощущение. Так я перекладывал его туда-сюда. Придя домой и, сняв рубаху, я закричал от боли. Внешне это был всего лишь маленький бумажный пакетик с волосами, но внутри него была чудовищная сила! Сейчас этот пакетик – самое главное в моем гау (тибетская переносная емкость для реликвий), которое Шестнадцатый Кармапа наполнил перед своей смертью еще и другими реликвиями, чтобы я благословлял людей от его имени.

— Не каждому выпадает получить такой сильный опыт на пути. Многие начинают практиковать медитацию, потому что интеллектуально убеждены в правильности буддийского учения, однако никогда не приходят к такому ясному физическому ощущению, как это было у тебя.

— Это правда: у Ханны и меня эти переживания возникли по причине нашей сильной связи с традицией Карма Кагью. Эта связь тянется из прошлых жизней. Многие на Западе благодаря хорошей карме становятся буддистами, хотя и держатся на некоторой дистанции от практики или ограничиваются изучением. В своей собственной культуре они продвинулись настолько, что по-настоящему их захватывают только окончательный взгляд и окончательные методы. И поэтому они приходят к Алмазному пути.

Со временем они чувствуют: следующим шагом должна стать присущая буддистам ответственность за самого себя, что едва ли могут предложить двойственные религии веры. Таких людей меньше притягивают разнообразные формы Будд (в которые я был посвящен и из которых, пожалуй, десяток уже видел воочию; это были величайшие моменты в моей жизни). Но такие люди радуются абстрактным поучениям и полноте их объяснений. Сногсшибательные переживания при первой встрече с формами Будд получают скорее те, у кого в прошлых жизнях была глубокая связь с тибетскими поучениями. Как у нас Ханной. Мы сразу совершенно вдохновились и оба почувствовали что-то сильное на уровне тела.

— Ханна тоже всегда воспринимала эти формы?

— У Ханны были свои обширные и по-женски теплые переживания, она чувствовала Будд и их поля силы, не видя форм. В этом мы тоже совершенно дополняли друг друга; и участие в ее внутренней жизни было для меня постоянным посвящением. Не хватит слов, чтобы описать ее любовь и мудрость. Многие видят в ней излучение Белой Освободительницы – главной из 21 формы Освободительниц; она помогает проникнуть в суть ума и способствует долгой жизни.

У нее, кроме обычных глаз, есть еще один на лбу и по одному на каждой ладони и ступне. Семь глаз показывают ее чувствительность: у Белой Освободительницы такое восприятие существ, как у глаза. Имеется в виду, что человек не чувствует волос в руке, но сразу замечает, когда волос попадает в глаз. В своем сочувствии – но не жалости, которая принижает, – ко всем существам моя жена определенно была излучением активности этой Будда-формы. Я также думаю, что после своей смерти она оказалась у Белой Освободительницы и работает для нее в Чистой стране.

— Это невероятный подарок – возможность разделить со своим партнером такие переживания, поговорить о них, сравнить…

— Да, мы это всегда могли. Мы были существом с двумя головами!

— Я думаю, совместное движение по духовному пути переводит отношения совсем на другой уровень.

— Партнеры должны ощущать цель на равной глубине. Должны сойтись сочувствие и мудрость, радость и пространство.

Ханна умерла 1 апреля 2007 года в моих объятиях, сидя с прямой спиной в позе медитации. Рак полностью разрушил ее организм. С нами были два буддийских врача – моих ученика – и еще несколько близких друзей. Пятнадцать раз Ханна находилась в состоянии клинической смерти – более минуты у нее не билось сердце, полностью отсутствовало кровяное давление. Но каждый раз она возвращалась снова, желая быть полезной и помогать существам. Однако ее тело больше не могло нести в себе жизнь, и поэтому на шестнадцатый раз при помощи практики выброса сознания (пхова) я отправил Ханну в Чистую страну, сферу высшего блаженства красного Будды Безграничного Света. Наутро у нее было такое выражение лица, будто она попробовала что-то очень вкусное, и, видя это, все друзья радовались.

— Действительно прекрасно, когда партнер может уйти, находясь в твоих объятиях. Это очень ценно.

— Да, я этого всем желаю. Так или иначе, мы встречаемся из жизни в жизнь, и это – красивое «до встречи».

Ханна и Лама Оле Нидал

Этот текст был опубликован в 27 номере журнала «Буддизм.ru»